Во время весенней сессии Палаты представителей депутаты планируют в первом чтении принять законодательные поправки, касающиеся изменений в кодексах по уголовному и административному праву. В частности, в Беларуси должен появиться институт досудебных соглашений, который в той же России функционирует с 2009г.

По мнению председателя постоянной комиссии Совета Республики по законодательству и госстроительству Лилии Мороз, благодаря этим изменениям «органы уголовного преследования получат мощное правовое средство раскола преступных организаций и организованных преступных групп, способное повышать раскрываемость преступлений». Сенатор уточнила, что данный вид сотрудничества не будет считаться неким договором, который можно заключить со следователем, - такое соглашение будет проверяться прокуратурой и судебными органами. А нужно оно для того, чтобы подозреваемый или обвиняемый делились со следствием важной информацией. Почему сделка со следствием многими может восприниматься как сделка с совестью, эффективен или формален предложенный законодателями механизм обозреватель «БелГазеты» Евгений Кечко выяснял у адвоката Международной коллегии адвокатов «Санкт-Петербург» Иосифа ГАБУНИИ и у ведущего рубрики
«Письма из зоны» спецвыпуска «Последнее слово» «БелГазеты» Феликса ПЕКЕРА.

ИОСИФ ГАБУНИЯ: «ГРУППОВЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ВСЕГДА ОТЛИЧАЛИСЬ СЛОЖНОСТЬЮ В РАССЛЕДОВАНИИ»

- Почему в России решили реанимировать институт досудебного соглашения?

- Основная цель введения в УПК института досудебного соглашения о сотрудничестве - необходимость усиления борьбы с оргпреступностью, в т.ч. коррупционной направленности. Разобщение преступных сообществ, организация более качественного раскрытия и расследования преступлений, совершенных в условиях неочевидности, ведут к сокращению процента латентной преступности, а также упрощению расследования данных преступлений.

- Какие составы преступлений обычно предусматривают возможность заключения досудебных соглашений?

- Законодательством не предусмотрены категории преступлений, по которым запрещено заключать досудебные соглашения о сотрудничестве. Подозреваемый или обвиняемый в любом уголовно-запрещенном деянии вправе за-явить ходатайство о заключении с ним такого соглашения. Однако сложившаяся практика все-таки предусматривает ряд необходимых условий для того, чтобы подобные соглашения могли быть применены в конкретном уголовном деле. Это, в частности, полное признание вины по инкриминируемым деяниям, сообщение сведений о распределении ролей между соучастниками, если имело место совершение группового преступления, либо предоставление сведений о совершении другими лицами преступлений, которые должны объективно подтвердиться в ходе проведения проверочных мероприятий и расследования уголовных дел, и т.д.

- Можно ли такие соглашения назвать лазейкой для матерых преступников, которые будут их использовать во избежание максимального наказания?

- Чаще досудебные соглашения о сотрудничестве заключаются лицами, которые все же впервые привлекаются к уголовной ответственности, однако не исключены случаи, когда рецидивисты также идут на подобные «переговоры». В данном случае вопрос немного уходит из правовой плоскости, поскольку в местах лишения свободы, особенно среди лиц, которые неоднократно отбывали наказание, не очень жалуют тех, кто сотрудничает с правоохранительными органами. До введения изменений в уголовное законодательство осужденным отследить это было гораздо тяжелее, в настоящее время сам приговор, постановленный в особом порядке, и мягкое по сравнению с содеянным наказание уже говорят сами за себя.

В этой связи администрации учреждений, исполняющих наказания, надлежит принимать дополнительные меры для защиты прав, а также жизни и здоровья осужденных, которые ранее заключили досудебные соглашения о сотрудничестве.

Как показывает практика, групповые преступления всегда отличались сложностью в расследовании, и в то же время практически всегда находилось «слабое звено», на которое могли надавить оперативные работники и следователи. Ныне таких «звеньев» появляется больше, и это обусловлено тем, что уже законодательно лицу, заключившему досудебное соглашение о сотрудничестве, не может быть назначено максимально строгое наказание.

- Согласны, что главный недостаток сделок с правосудием в том, что обвиняемый во избежание справедливого наказания может оговорить кого угодно?

- Действительно, такая проблема стоит очень остро. Некоторые обвиняемые, желая избежать ответственности в полной мере, а также получить от следствия какие-либо поблажки (мера пресечения, не связанная с изоляцией, более частые свидания с родственниками, улучшение условий содержания под стражей и т.д.), подчас дают показания на людей, которые непричастны к совершению преступлений, но каким-либо образом интересуют следствие и органично вписываются в картину совершенного преступления. Однако полбеды, что такие показания появляются, основная проблема состоит в том, что следствие принимает данные сведения, практически не проверяя их. Человек, оказавшийся в такой ситуации, находится в крайне затруднительном положении: с одной стороны - следователь, чьи действия сводятся в основном к изобличению, с другой - недобросовестный «досудебщик», который оговаривает лицо.

Обвиняемый, заключивший досудебное соглашение, таким поведением и себя загоняет в угол - он находится в полной власти следствия, поскольку не имеет права нарушать условия досудебного соглашения, и если начнет давать хоть и истинные, но противоречащие «официальной» версии показания, то его признают не выполнившим досудебное соглашение о сотрудничестве и осудят по всей строгости закона.

- Если у подозреваемого или обвиняемого появилась возможность напрямую решить свои вопросы со следствием или гособвинением, нужны ли в таких процессах адвокаты, не нивелируется ли их роль?

- Роль адвоката заключается именно в том, чтобы не допустить вышеописанного поведения следствия, когда подзащитному, заключившему досудебное соглашение о сотрудничестве, предлагают оговаривать непричастных и невиновных людей. При отсутствии адвоката в таких делах злоупотребления со стороны следствия будут происходить значительно чаще. Также адвокат при полном признании подзащитным своей вины и описании им фактических обстоятельств дела может ставить вопрос о квалификации содеянного по той или иной статье УК. Ведь ни для кого не секрет, что следствие зачастую идет по пути завышения квалификации. Даже если лицо, заключившее досудебное соглашение о сотрудничестве, признает все обстоятельства совершения преступления, но не согласно с юридической квалификацией содеянного, такие действия могут быть расценены как невыполнение соглашения.

- В каких случаях может расторгаться соглашение между обвиняемым и органами следствия? По каким причинам суд может аннулировать соглашение?

- Если хотя бы один из пунктов досудебного соглашения обвиняемым не выполнен, то наказание подсудимому назначается в обычном порядке. Дело в отношении такого подсудимого рассматривается отдельно от других участников группового преступления, наказание ему назначается без исследования доказательств по уголовному делу, с изучением только характеристики его личности и полезности заключенного им соглашения. При этом приговор в отношении такого фигуранта, вступивший в законную силу, имеет определенную силу преюдиции и прилагается к основному делу. Поэтому суды неохотно переквалифицируют действия остальных подсудимых, изменяют количество вмененных им статей, поскольку такие действия повлекут практически автоматическую отмену предыдущего решения суда.

- Часто ли возникает ситуация, когда человек отказывается от заключения соглашения из-за опасения расправы со стороны криминалитета, но вместе с тем проявляет деятельное раскаяние? Заслуживает ли такой человек большего смягчения наказания по сравнению с тем, кто заключил соглашение, но отказался возмещать ущерб потерпевшим?

- В данном вопросе необходимо найти баланс между интересами потерпевшего в каждом конкретном случае. Например, по делам экономической направленности потерпевшим чаще необходимо, чтобы полностью был возмещен ущерб, и неважно при этом, сколько человек будет находиться на скамье подсудимых - один или несколько. По делам о насильственных преступлениях против жизни, здоровья, половой неприкосновенности ситуация обычно обратная - основная задача потерпевшего, чтобы все участники преступления понесли наказание, соразмерное содеянному. Поэтому должны учитываться не только мотивы возмещения вреда, но и степень фактического раскаяния, степень той же угрозы со стороны криминалитета, а также возможность или невозможность ее предотвращения законными методами.

- В России громкие дела заканчивались заключением такого соглашения?

- В настоящее время расследование практически каждого более или менее серьезного группового преступления общеуголовной или экономической направленности предполагает заключение одним или несколькими участниками такого преступления досудебного соглашения о сотрудничестве. Следователи предлагают заключить его всем обвиняемым, а затем ждут, кто из них придет к такому решению первым. Если взять резонансные дела, которые в России возбуждались за последнее время, то практически в каждом вы найдете досудебное соглашение о сотрудничестве: дело «Оборонсервиса», петербургское «трубное дело» и т.д.

СПРАВКА «БелГазеты». Иосиф Габуния родился в 1972г. в Цхакае (Грузия). В 1993г. закончил Витебский ветеринарный институт по специальности «ветеринарный врач», в 1998г. - Тбилисский гуманитарный институт по специальности «правоведение». Член президиума Международной коллегии адвокатов «Санкт-Петербург», член правозащитного совета Санкт-Петербурга. За годы практики сумел добиться не менее 15 оправдательных приговоров, при его содействии прекращено более 60 уголовных дел в производстве следственных органов и суда.

ФЕЛИКС ПЕКЕР: «ЭТО ПОПЫТКИ ПЕРЕЛОЖИТЬ С БОЛЬНОЙ ГОЛОВЫ НА ЗДОРОВУЮ»

- Вы согласны с тем, что институт досудебных соглашений может стать в Беларуси действенным средством для раскола преступных организаций?

- У нас есть с чем сравнить: сегодня ст.20 УК («Освобождение от уголовной ответственности участника преступной организации или банды») предусматривает сделку со следствием. Эта статья широко применялась в громком «деле таможенников»: находились рядовые члены преступной организации, дававшие показания на своих подельников и таким образом уходившие от уголовной ответственности. Неоднозначность ситуации в том, что они наверняка тщательно скрывали факты своего участия в преступной деятельности, и при этом максимально оговаривали других участников, проходивших по делу.

На выходе получалось: люди, которых признали организаторами, получили большие сроки заключения, при этом степень и роль каждого в этом деле определялась показаниями людей, выведенных за рамки уголовной ответственности (заключивших сделку со следствием). По сути, сделка со следствием в ряде уголовных дел - это элемент прямого оговора: не то что «мне кто-то сказал», «я от кого-то слышал» - здесь все более четко: знаю, видел, могу засвидетельствовать. Так что уже имеющаяся правоприменительная практика такого рода сделок вряд ли носит положительный характер, и опираться на этот опыт в таком виде - сомнительно с точки зрения получения объективного результата.

Следствие в Беларуси после создания Следственного комитета стало жестко централизованным: уголовных дел много, а говорить о том, что аппарат имеет высокую квалификацию, можно только с определенной долей условности. Поэтому остро стоит вопрос о том, чтобы как можно меньшей кровью расследовать уголовные дела и передавать их в прокуратуру для дальнейшего направления в суды. Вот и получается: давайте найдем слабое звено, с которым можно заключить сделку. Но если закрепить инициативу создания института досудебных соглашений в УК или в УПК, то должен подниматься вопрос и о механизме проверки правдивости таких показаний. Но сегодня я не вижу такого механизма - вместо него попытки переложить проблемы с больной головы на здоровую. Зачем серьезно работать над сбором доказательной базы, если всегда вперед будет выходить вопрос о поиске человека, способного дать показания на других?

- Получается, в этой законодательной инициативе вы видите элемент шантажа: не подпишешь бумаги - получишь по полной?

- Элементы шантажа со стороны не столько следствия, сколько опергрупп присутствуют давно: человека, подвергающегося уголовному преследованию, ставят в позу и предлагают соглашаться на условия, обеспечивающие меньший срок наказания. Хотя по этому поводу есть расхожая фраза: чистосердечное раскаяние смягчает участь, но увеличивает срок.

Свидетельские же показания - это просто и удобно, особенно по сложным многоэпизодным экономическим делам, где следствие, как правило, не в состоянии досконально разобраться.

В Беларуси практически не проводится определенный вид экспертиз (в частности, судебно-финансовая), более того, никто не знает, как эти экспертизы проводить. У нас нет закона об экспертизе, фигурант уголовного дела не может обжаловать результаты экспертизы в судебном порядке. Соответственно, расследование ряда дел будет строиться по принципу «кто-то что-то скажет», а правду будет говорить человек или неправду - это на усмотрение следователя.

- Пойдут ли на заключение досудебного соглашения матерые уголовники, для которых доверительные контакты со следствием в корне неприемлемы?

- У нас не так много дел, где ранее судимые подвергаются уголовному преследованию в составе преступной организации. По существу в Беларуси нет оргпреступности в таком виде, как в той же России с ее ворами в законе, другими криминальными элементами. Поэтому не думаю, что сделка со следствием - это вопрос матерых уголовников: она прежде всего касается тех, кто впервые попал за решетку и хочет любыми путями оттуда выйти, если для этого даже придется кого-то оговорить.

- Как на зоне будут относиться к осужденным, заключившим досудебное соглашение?

- Если досудебное соглашение заключено, человек не подвергается суду - он проходит по делу свидетелем, на зоне его не будет. Такая сделка подразумевает, что человек сдает подельников, возмещает причиненный его действиями материальный ущерб и остается свободным.

- А если по совокупности других совершенных преступлений ему все же придется отправиться в колонию?

- Не думаю, что сегодня в белорусской зоне его ждет какая-то разборка. Был случай, когда зеки возмущались, что один из осужденных скрыл факт того, что представители правоохранительных органов засунули ему швабру в заднепроходное отверстие. То есть сиделец стал «обиженным», не проинформировав «общественность». Только это привлекло внимание зеков, а за что человек сидел, их абсолютно не интересовало.

- Заключение досудебного соглашения поможет в борьбе с латентными коррупционными преступлениями? Ведь «рядовые» взяточники наверняка захотят слить более крупную рыбу, чтобы самим выйти из дела сухими...

- Допустим, ловят чиновника на попытке получения взятки, при этом все знают, что взятка предназначена не ему, он всего лишь передаст по цепочке. Но если последующая взятка не будет зафиксирована в рамках оперативного эксперимента, то слова человека о том, что он собирался отдать деньги кому-то вышестоящему, не будут играть какой-либо роли, и никакая сделка со следствием в этом случае не состоится. Здесь нужен исключительно оперативный эксперимент, причем существуют свои правила его проведения.

Если человеку предлагали взятку один раз, а он отказался, и даже намеков не было, что он готов ее принять, санкции на дальнейшие подобные действия не могут даваться. Если же человек намекает, что неплохо было бы получить вознаграждение за свои труды, эксперимент может быть продолжен.

- По уголовным делам какой направленности вы видите заключение досудебного соглашения наиболее актуальным?

- Нет надобности искать определенную группу лиц, единственный, на мой взгляд, способ использования соглашения - там, где человек готов возместить причиненный экономическим преступлением ущерб и вывести вопрос из плоскости уголовной ответственности. Считаю, что надо шире применять практику освобождения от ответственности в случае раскаяния и возмещения ущерба по экономическим преступлениям.

А что такое сотрудничать? На бумаге за своей подписью человек дает схему совершения латентного преступления - сливает явки, пароли, адреса. Если же по этой информации нельзя установить суть дела либо нет других доказательств, кроме слов человека, с кем предполагается сделка, говорить о заключении соглашения в таком случае вряд ли придется. Все равно ни следователь, ни суд не будут знать, в чем на самом деле суть. Может, преступление заключалось в другом, а человек рисует картину в кривом зеркале.

Все опять-таки должно сводиться к наличию серьезной доказательной базы. Но вся беда в том, что наши судебные процессы в основном построены на том, что судья пытается взять за язык свидетеля, выудить какие-то показания, которые описывали бы действия обвиняемых. Но это должен быть один из элементов доказательной базы, строить обвинение только на словах - неправильно. Поэтому, повторюсь, любое раскрытие экономического преступления должно в первую очередь строиться на очень серьезной экспертизе - не менее серьезной, чем при убийствах или других преступлениях, где требуются специальные знания эксперта. Так что в первую очередь необходимо задуматься о принятии закона о судэкспертизе - это, на мой взгляд, дало бы больший эффект, чем сделка со следствием.

СПРАВКА «БелГазеты». Феликс Пекер родился в 1958г. в Минске. В 1979г. закончил БПИ по специальности «автомобили, автомобильное хозяйство». Работал там же в качестве ассистента, аспиранта, доцента; кандидат технических наук. С 1994г. работает в коммерческих структурах. В 2003г. в его отношении было возбуждено уголовное дело: провел в местах лишения свободы 4 года, хотя приговор по делу так и не был вынесен. В 2013г. уголовное дело после 4-х судебных разбирательств было закрыто в связи с истечением срока давности.